Мартовские колокола [Litres] - Страница 31


К оглавлению

31

– Дальше три, две груши! – зашипела рация.

А это уже Ромка: прикрывая фланговый обход, он решил добавить на затянутую дымом полянку огоньку. А вот узнают господа офицеры, как атаковать цепью: начитались, понимаешь, – «пуля-дура, штык-молодец!» Не те сейчас времена…

– Арта, справа духи!

Николка заученным движением швырнул в сторону предполагаемой угрозы «подпаленную» уже мину и откатился, перещелкивая на ощупь предохранитель маркера. Справа и слева от «позиции» рядком было выложено по десятку мешков с песком – за ними-то и пристроились сейчас Яков с Николкой. Вышибной заряд на мине сработал; она попрыгала по жухлой траве, рассыпая искры, и рванула, разлетевшись облачком красных брызг.

Пах! Пах! Ф-ф-шш!

Над головой прошелестело. Из-за крайней «избы» выскочили две фигуры в нелепых, до колен, балахонах и кожаных, со стеклянными буркалами, масках. Правая замешкалась, переламывая длинную двустволку, другая же вскинула оружие к плечу.

Бац! Бац!

Шары шлепнули в мешки совсем рядом с Николкой; мальчик однако же не растерялся и без особой суеты, передергивая «помпу», выпустил в сторону атакующих пять шаров. В стороне часто хлопал маркер Яши. Стрелок в балахоне метнулся влево, под защиту стены; второй, завозившийся со своим ружьем, поднял руки вверх и побрел прочь; на балахоне красовались два сочных красных пятна, одно чуть повыше другого. Кто-то из них двоих ухитрился попасть? А, нет, это не они – размытая фигура ежиком выкатилась из-за «избы», вскинула пистолет: бац-бац-бац!

Голова второго «балахонщика» до ужаса натурально брызнула красным, а безжалостный «убийца» уже укатился куда-то по своим делам. Николка узнал манеру управляться с пистолетом, которую давно, еще на заре их знакомства, демонстрировал в оружейной лавке Биткова Иван. Совершенно те же движения – с колена, два в грудь, а третий, для верности – в голову…

Рация ожила:

– Арта, целы? Пять груш, по ракете, дальше тридцать!

«Груши» – это осколочные мины; Ромка с первого занятия принялся приучать их к своим, особым военным словечкам. А «арта», огневое отделение – это они с Яшей. Минометный расчет разведывательно-диверсионной группы. Главная ударная сила маленького отряда; задача остальных – нащупать противника, заставить сбиться плотнее, в кучу, а потом вызвать огонь миномета. Вот как сейчас – ракетой Ромка показал направление, а «дальше тридцать» – это дистанция от места пуска до цели. За десять минут «боя» Яша с Николкой расстреляли уже около трети боекомплекта – почти два десятка «осколочно-фугасных» и пять дымовых мин. И судя по воплям из-за «изб» – не все они улетели впустую…


– Говорите, дети, барон? Да таких детей надо на вражеские крепости сбрасывать. На страх супостату!

– Откуда, позвольте спросить, сбрасывать, полковник? – заинтересовался Корф. Он точно помнил, что ни о чем подобном воздушно-десантным войскам Фефелову не рассказывал. Может, Ромка на радостях проговорился?

– Да хоть вон с монгольфьеров! Или с воздушного шара господина Менделеева. Он как раз следующим летом какой-то полет представить намерен… за солнцем, вишь, наблюдать. Вот вы и попробуете его к делу приспособить. Или еще что-нибудь придумаете – у вас с этим, я вижу, не заржавеет…

Корф слушал товарища – и знай похохатывал. Понять досаду подполковника было можно – маневры, происходившие перед полутора сотнями зрителей, среди которых – о позор! – были и офицеры других полков московского гарнизона, закончились полнейшим разгромом. И каким!

Единственным «убитым» со стороны гостей оказался сам Корф – уже под самый конец стычки его снял Нессельроде, оставшийся к тому моменту в гордом одиночестве. Снял, надо признать, красиво – дуплетом, прямо в грудь, причем буквально на глазах публики. Барон, правда, оправдывался потом, что решил, что представление закончено, и вышел, собственно, для того, чтобы поприветствовать зрителей. Это, однако, действия не возымело – перед началом потешного боя участники договорились, что в знак окончания действа будет дан выстрел из пушки – легкой медной салютационной мортирки, которая нашлась в хозяйстве Троицко-Сергиевского резервного батальона. И раз уж барон не стал дожидаться сигнала – все, стало быть, сам виноват, «убит».

Рассчитался за Корфа Ромка. Когда после удачного выстрела капитан переломил свою двустволку и принялся запихивать в нее картонные гильзы с красящими латексными мешочками (которыми и стреляли эти прародители пейнтбольных маркеров), на сцене появился бравый десантник. Вообще-то бойцы команды Корфа не особенно радовали зрителей своим видом – в отличие от членов команды Фефелова, они все больше прятались, обозначая свое присутствие частым перестуком выстрелов и клубами дыма. Но тут действо было выставлено напоказ, в каком-то десятке шагов от зрителей.

Наспех зарядив свой карамультук, Нессельроде вскинул было его к плечу; зрители разом вздохнули, ожидая очередного успеха ловкого штабс-капитана, но – не тут-то было. Ромка, отбросив в сторону маркер, перекатом ушел от выстрела и оказался вдруг перед самым офицером; в руке у него был не пистолет, а черный гуттаперчевый нож. И, прежде чем растерянный Нессельроде успел понять, что делать дальше, парень крутанулся на ноге в низком приседе, подбил ноги штабс-капитана и мгновенно оседлал его. Победитель сначала бесцеремонно ткнул Нессельроде маской в пыль, а потом, схватив жертву за волосы (фуражку тот успел уже потерять), задрал штабс-капитану голову и, работая на публику, медленно провел по горлу лейтенанта резиновым ножом. Зрители ахнули; какая-то из дам истерически вскрикнула – так натурально было это движение, что несчастная ожидала, видимо, фонтана крови из перехваченной лезвием гортани.

31