Мартовские колокола [Litres] - Страница 89


К оглавлению

89

«Ремингтонистка», – подумал репортер.

С некоторых пор в любой редакции проходу нет от этих трескучих монстров. «Ремингтон № 1» стоила недешево, и работали на этих пишущих машинах, как правило, мужчины; однако редактор «Московских ведомостей», известный передовыми взглядами в вопросах женской эмансипации, первым в Москве стал брать на эту должность барышень-стенографисток.

Письмо легло на стол. «Заказное, срочное, – отметил Гиляровский. – Кто-то счел это послание столь важным, что не поскупился на дополнительные траты. – Такие письма доставляли из почтовых отделений при вокзалах сразу по получении рассыльные. – Так, кто там нам пишет? Хм… Яков Моисеевич Гершензон, Петербург, гостиница, хмм… «Знаменская»? Не «Астория», конечно, но и не постоялый двор… А с чего это Яша подался в Петербург?»

В последнее время Владимир Алексеевич закрутился с текучкой и несколько забросил свое «расследование». Нет, конечно, он по-прежнему соблюдал слово, данное барону и его друзьям, и держал в секрете все, что успел о них разузнать, – но не собирать новых сведений репортер никому не обещал. А потому – регулярно навещал Яшу, благо именно ему барон поручил поддерживать отношения с репортером. И вот стоило на пару дней отвлечься на другие дела, как что-то произошло, а он не в курсе!

Прочтя письмо, Владимир Алексеевич откинулся на стуле и задумался. Содержание оказалось неожиданным. Молодой человек осведомлялся о здоровье, передавал непременные приветы от Каретникова, Никонова и барона (Значит, они тоже в Петербурге? Все интереснее и интереснее…) а также – их просьбу. Даже не просьбу, в сущности, а совет. Барон, прочитавший в «Московских ведомостях» очерк об очередной подземной одиссее репортера, всерьез обеспокоился за того и советовал: ежели глубокоуважаемому господину газетчику придет в голову продолжить расследование жутких происшествий в московской клоаке, то лучше бы ему обратиться к Роману Дмитриевичу, который сейчас замещает Яшу в конторе на Варварке. Этот молодой человек разбирается в вопросах безопасности и с удовольствием составит репортеру компанию в его вылазках или, по крайности, снабдит его кое-чем, что непременно пригодится в клоаке.

Гиляровский отложил письмо и задумался. Строго говоря, он не собирался спускаться в подземелье – во всяком случае, в ближайшее время. Статья написана, с найденными трупами разбирается полиция, в Городской думе вновь поднялся шум – и можно надеяться, что зловещие события под землей не останутся без внимания и не будут похоронены в полицейских архивах.

Однако же было крайне любопытно – что за «вопросы безопасности» имеет в виду барон? Гиляровский успел уже познакомиться с Романом – во время их совместного рейда в «Сибирь», где молодой человек показал себя умелым бойцом, не хуже кавказских абреков и казаков-пластунов. Да и те маневры в Фанагорийских казармах, где он потряс публику невиданными боевыми приемами… нет, нельзя упустить такого шанса еще на шажок приблизиться к загадке барона и его компании. К тому же прозрачный намек насчет «некоторых вещей, которые непременно пригодятся». Это особенно интересно – репортеру памятна была странная раздавленная «стрекоза», которую он выкупил у хитровских бродяг. Сам аппаратик Владимир Алексеевич отдал законному владельцу, Яше, но некий козырь в рукаве приберег. Когда странное устройство попало к нему в руки, он, не сумев разобраться, что это такое, обратился за помощью к одному своему случайному знакомому. Господин этот служил экстраординарным профессором Московского университета по кафедре прикладной математики. Его как-то отрекомендовали Гиляровскому как восходящее светило российской математики, особо отметив, что молодой ученый (40 лет – разве возраст для университетского профессора, пусть и экстраординарного?) особо интересуется механикой полета птиц и насекомых.

Единственное, что Гиляровский точно знал о странном устройстве, попавшем ему в руки, – оно может летать. И обратился к этому профессору, вполне справедливо полагая, что других знатоков механики полета в Москве – а, пожалуй, и во всей России тоже – не найти. Был, правда, еще Менделеев, известный ученый и воздухоплаватель. Газеты писали, что Русское Техническое общество обратилось к нему с предложением осуществить полет на аэростате для наблюдения за предстоящим этим летом солнечным затмением. Однако аэростат – это одно, а летящая, как насекомое, машинка – совсем другое… К тому же Менделеев был теперь в Петербурге, и встреча с ним не могла состояться скоро.

Николай Егорович принял визитера запросто – он тоже помнил журналиста, хотя все их знакомство ограничилось двухминутной беседой в редакции. Увидев то, что принес репортер, профессор потерял к самому гостю всякий интерес, целиком уйдя в изучение его находки. Гиляровский прождал около часа, а потом принужден был отбиваться от настойчивых уговоров профессора оставить «стрекозу» для изучения. В итоге ученый выпросил у репортера одну из четырех хитро изогнутых полупрозрачных пластинок, вращающихся на осях в кольцевых ограждениях по углам аппаратика; профессор назвал их «пропеллерами». Один из «пропеллеров» был отломан, вот его и получил профессор – для исследования.

Визит к Жуковскому дал репортеру мало нового – разве что твердую уверенность в том, что подобный аппарат не могли сделать не то что в России, но, пожалуй, и в Европе тоже. Любопытно, а какие идеи смог бы почерпнуть ученый из этого устройства, имей он возможность детально с ним разобраться? «Возможно, не следовало отдавать его Якову, – в который раз уже подумал Гиляровский. – У этих господ, похоже, и не такие штучки имеются – вот и пусть поделятся с отечественной наукой. Глядишь, и польза какая выйдет…»

89